Lyrics Жалобы (Euharisto Gaia II) - Василий К.

Жалобы (Euharisto Gaia II)

Бог истинный, бог милосердный,
К тебе взываю, раб твой верный,
С тобой вступить желаю в спор
Я, твой слуга нелицемерный.
На сей земле, что многолюдна,
Твоё любое дело чудно,
Но многое из дел твоих,
Немудрому, постичь мне трудно.
О господи, твои творенья —
Адам и Ева в райской сени
Вкушали мир, и был язык
Един до их грехопаденья.
Создатель, окажи мне милость:
Дай мне постичь, как получилось,
Что от единственной четы
Двунадесять племён родилось?
Теперь пестра юдоль земная,
И что ни местность — речь иная
И все людские племена
Враждуют, устали не зная.
Свой сохранил язык библейский
Израильтянин иудейский,
Сберёг сириец свой язык,
Своё наречье — курд халдейский.
Всем племенам язык подарен,
Но грека не поймёт татарин,
Грек -славянина, гунна — перс,
Латинянина — внук Агари.
Татарина — далмат испанский,
Китайца — житель ханаанский,
Франк армянина не поймёт,
Алана — тюрок самаркандский.
К добру и праведности склонным,
Ты видишь сам, как нелегко нам.
Иль все погрязли мы в грехе,
Живя не по твоим законам?
Коль так, хоть я не всех мудрее,
Скажу: не будь ты к нам добрее
И многогрешный мой народ
С лица земли сотри скорее!
Нам жить иль гибнуть не иначе,
Чем так, как ты это назначишь.
По приговору твоему
И веселимся мы и плачем!
Не по твоей ли мудрой воле
Один живёт сто лет и боле,
Другой является на свет
И вянет, как травинка в поле?
Скорбит отец, судьбой гонимый,
Был сын один — погиб любимый.
А у соседа десять душ —
И здравы все, и невредимы.
Тот жив, хоть умереть мечтает,
Другому б жить — он умирает.
Старуха дряхлая живёт,
Отроковица угасает.
Жизнь одному кошель раздула
Другому лишь суму швырнула,
У одного — табун коней,
А у другого нет и мула.
Одним судьба дарит палаты,
Другим — на рукава заплаты,
Одним жалеет медяка,
Другим дарует горы злата.
Иным судьба даёт поблажки,
Пути других бывают тяжки.
Один из нас одет в атлас,
Другой — в заплатанной рубашке.
Один в страданьях безутешен,
Плетётся безоружный, пеший.
Другой гарцует на коне,
Оружьем дорогим обвешан.
И этот всадник с силой бычьей
Свой обнажает меч привычный.
Жену бедняги и детей
Берёт как честную добычу.
Не ты ли разделил, владыка,
Весь мир на малых и великих,
Чтобы один в довольстве жил,
Другой чтоб вечно горе мыкал?
Кто в мире счастлив, кто беспечен?
Кто здесь удачею отмечен?
Хоть десять лет я проищу —
Счастливцев я не многих встречу.
Кто ж те счастливцы: царь на троне
Или священник на амвоне,
Придворный льстец, богач купец,
Писец, творящий беззаконье?
Беда и счастье — всё незряче,
Нас больно бьют, и горько плачет
Тот, у кого богатства нет,
Нет красноречья, нет удачи.
Несчастен муж, судьбой гонимый,
Не нужный никому, не чтимый,
Идёт, терзаемый бедой,
И всё-таки неколебимый.
Иной священник, льстец бывалый —
В день праздничный ему, пожалуй,
При целовании креста
Перепадает куш немалый.
Удел завидный у счастливца,
В почётный угол он садится,
И «Аллилуйя» не проймёт
Нажравшегося нечестивца.
Богат неправедный священник,
А брат его и соплеменник
Пред ним сгорает, как свеча,
И унижается, как пленник.
Недобр священник к неимущим,
Им грех и малый не отпущен.
Он страждущего бедняка
Считает наказаньем сущим.
Того лишь встретит он с почтеньем,
Кто в силе, кто богат именьем,
Пусть даже богачи — глупцы,
Он внемлет их пустым реченьям.
Создатель в этой жизни бренной
Нас верой одарил священной.
Но блага все отмерил нам
Он мерою неравноценной.
Не всяк удачею отмечен,
Один угрюм, другой беспечен.
Не все красивы и умны
И обладают